Диктант

   Автор – Туяна Цыденова (на снимке) родилась в с.Цаган-Челутай Могойтуйского района. Окончила Цаган-Челутайскую общеобразовательную школу. В 2008 году поступила на восточный факультет Бурятского государственного университета, после его окончания продолжила обучение в магистратуре Даляньского университета иностранных языков. На данный момент - преподаватель китайского языка.

- Возраст? 
- Восемьдесят один.
- Хорошо, впишите здесь цифрой. Так, образование. Среднее, высшее, среднее специальное?
- Десять классов.
Я слышу этот диалог и чувствую, как внутри что-то сжимается.
Иногда люди совершают подвиг. Мальчишка вырывает котенка из рук ребят, привязавших к его хвосту дребезжащую консервную банку, и отвязывает ее, или человек, заслышав крики тонущего, бросается в воду и спасает его.
Иногда подвиг - это, когда ты просто позволишь себе сделать то, что тебе давно хотелось.
Несколько лет назад эжы, моя бабушка, узнав, что проводятся диктанты по бурятскому языку для всех желающих, вымолвила, что хотела бы поучаствовать. И добавила:
- Я бы смогла, я в школе, хорошо писала.
Сказала, смотря куда-то вдаль, и будто отгоняя сказанное, заговорила о чем-то другом.
Я была изумлена, что в наше время, когда бурятский язык тихонько впадает в полузабытье, еще есть люди, которые могут возжелать поучаствовать на таком мероприятии, но что всколыхнуло сильнее, это то, что столь практичный человек как эжы с ее сложенным укладом и миром, куда входила лишь семья, может тоже захотеть.
Что касается меня, в школе, на уроках бурятского языка, когда мы писали диктанты, я всегда получала тройки, однако, за диктанты по русскому языку верно удостаивалась заковыристых пятерок с четверками.
Но писать диктант на бурятском, я представила, как пишу диктант, и вмиг поняла, что лучше не продолжать - не хотелось, уже будучи взрослым, даже в уме, снова получить очередную тройку.
В голове закрутились шестеренки. Когда у человека есть мечта, а оказывается, она была у эжыки, это прекрасно. Человек стремится к чему-то необычному, что выходит за рамки его обычной жизни, значит, он живет. Мечты питают в нас нечто прекрасное и тянут вверх, а путь к ним хоть и не всегда легок, но позволяет прикоснуться к чему-то высшему и непостижимому.
Диктантов на бурятском языке в моем регионе проводится всего два. Один - во время Сагаалгана (Новый год по лунному календарю), который празднуется обычно в январе-феврале, другой - Всебурятский диктант «Эрдэм» проводится ежегодно, начиная с 2015 года.
Эжыка вышла замуж в 17 лет, сразу после окончания средней школы. Бойкая девчонка, не знавшая жизни, была весьма озадачена фразой родного дяди: «Себя кормить не научилась, зачем замуж идешь?». И пыталась разгадать: «...себя кормить не научилась...Что он имел в виду?».
Но молодость и жизнь взяли вверх, да и раздумывать было некогда, мало ли что дядя говорит, и началась замужняя жизнь. Моего дедушку, или как мы его ласково называем «деда», человека большого ума, известного в округе экономиста с математическим складом ума, неустанно воплощавшего в жизнь свои идеи, совершенно не интересовало устроение будничной жизни и всего, связанного с домашним хозяйством, и потому эжы поддержала его, взяв на себя всю организацию этих вопросов. Хозяйство, быт, воспитание детей – все это лежало на эжы. Так что, все было, как любит приговаривать мой папа: «У нашей эжыки вся ее школа - это дети». Так оно и было.
Эжы обожает своих детей. И часто пускается в воспоминания, уносясь мыслями в то время, вспоминает себя - худенькую, неопытную девушку, сама еще ребенок, для которой утро и ночь слились в одно полотно в бесконечном уходе за детьми. «Дети практически родились подряд, все друг за дружкой, и в 28 лет я уже была многодетной матерью пятерых детей…Несмолкаемый плач, они часто болели, ночи без сна, тяжелые роды с осложнениями, мучительные боли, жизнь часто шла вместе со смертью. О-ох, как же мне было тяжело, так и хотелось порой взять и уйти из дома», - вспоминает она.
В замужестве держать ручку эжы довелось немного: отправляла письма сыновьям, дочерям в институты и армию, составляла списки, что нужно купить и отправляла нас за покупками в магазин, записывала маани (молитвы) на блокноте, чтобы читать их на похоронах вместе с другими женщинами для хорошего перерождения умершего.
Но она очень много читает. У себя дома, в гостях у детей или в больнице, где бы она ни находилась, рядом с ней всегда лежат неизменные очки, пульсометр и том Марининой или Даниэлы Стил. Ее ум, как и память, несмотря на возраст, не подводят ее и все так же остры.
Несколько лет эжы все не могла сделать то единственное, что впервые в жизни не было связано с другими, семьей, о чем не догадывались окружающие, что грело ей душу, но как бывает с самыми важными, казалось бы, вещами, находились другие более важные вещи.
Я приходила к ней и уговаривала эжы поучаствовать в диктанте, но всегда первым отвечал ее страх: «Ну, может, когда-то напишу». Здоровье и самочувствие эжы - главные измерители всего - колебались вверх-вниз, а диктанты проходили только раз в год, в холодное время, когда из дому-то выйдешь и застудиться можно. Голос эжы становился тише и тише, она теряла в весе и становилась все мельче и крошечнее, ее фигура при ходьбе все больше клонилась к земле, а боли в спине становились все злее и жестче. А мечта впадала в небытие до тех пор, пока не пришла весть, что в нашей школе пройдет Всебурятский диктант «Эрдэм».
«Будет диктант, эжыка!» - прокричала я с почти с порога и ворвалась в зал. Эжы сидела на диване и смотрела телевизор. Она посмотрела на меня, ни один нерв не дрогнул на лице.
- Правда? А когда?
- Сегодня в четыре, в школе. Папа машину выгонит, поедем, эжыка!
Эжы не ответила. Помолчав, она проговорила:
- Люди скажут, совсем с ума сошла, старая, собралась диктант писать, такие старики, как я, не пишут.
- Глупости. Никто ничего не скажет. Да и вообще, лучше сделать и жалеть об этом, чем жалеть, что не сделал, - сказала я. - Да кому это надо, наоборот, зауважают.
Я хотела еще что-то добавить, но остановилась. Лучше не продолжать, эжы есть эжы. И присела на диван рядом с ней. Несколько минут мы молча смотрели телевизор. Как вдруг резко захлопнулась входная дверь, и послышались тяжелые быстрые шаги. Это был папа. Сев на стул, он сразу же взбудораженно воскликнул: «Ну что, машину выгоняю, едете?». И вопросительно глянул. Я промычала: «Э-э, ну вроде да». Эжыка молчала. Папа смекнул, что переговоры продолжаются, и так же быстро вскочив на ноги, радушно объявил: «Ну, хорошо, договаривайтесь». И ушел.
Мы с эжыкой снова остались одни и продолжали смотреть на мельтешащий экран, где люди без умолку что-то болтали, но я вообще не улавливала, что они говорят. Дальше молчать уже было невмоготу.
- Ну, эжы, что будем делать?
Эжы медленно встала и подошла к шкафу:
- Поедем.
- Точно? - возбужденно переспросила я.
Она задорно улыбнулась и кивнула. Затем прошла на кухню, дошла до стола и резко обернулась:
- Может, вместе сядем? Вдруг списать получится?
 Я вытаращила глаза, уж слишком это было неожиданно, и расхохоталась:
- Ой, эжы, кто у кого еще будет списывать? Я же выше тройки по диктантам на бурятском не получала. А вообще, скорее всего, рассадят по одному, как на экзамене.
Эжы заливисто рассмеялась. Я же, ликуя, схватилась за шапку с курткой и напялила их:
- Ну, я к вам зайду. Вы собирайтесь.
Когда я пришла за эжы, она уже была готова. Узкое лицо, выглядывающее из плотной овчинной шапки, смотрело серьезно и сосредоточенно, коричневый легкий пуховик, плотно закрытый на все пуговицы, облегал ее маленькую фигуру. В руке она придерживала черную трость – свою верную спутницу во время прогулок. Эжы подготовилась как следует, захватив на всякий случай аж две шариковые ручки, о чем успела мне сообщить.
Тем временем я думала о себе. А что мне делать? Тоже участвовать? Или скромно ждать окончания, разглядывая стенды в коридоре? А может, довезти эжы до школы и потом забрать ее? Мысли мельтешили, как вдруг неожиданно для себя решила, что тоже проверю себя.
Перед каждой поездкой на машине эжы тщательно готовится.  Медленно передвигаясь из одной комнаты в другую, она за несколько часов до выхода из дома выпивает обезболивающие таблетки, чтобы боли в спине совсем не стали невыносимы, вынимает на свет черную потертую кожаную сумку, вытаскивает парадное пальто с шапкой из шкафа в зале и затем долго и неторопливо одевается без резких движений, которые вызовут неминуемые боли.
Под ручку с эжы мы осторожно вышли из дома, спустились по ступенькам и ступили на серую залитую бетоном дорожку. Неспешные, медленно опускаемые шаги в мягких сапогах, маленькая сгорбленная фигурка, макушкой еле доходящая до нижнего края окна, и методичный стук трости, такова эжы, когда выходит из дома.
Наконец мы дошли до калитки и вышли на улицу. Папа открыл заднюю дверь машины и подтащил к ней неповоротливый деревянный брусок, без которого эжы прос-
то не сможет сесть в машину. Брусок этот помогает ей стать немного выше: она привстает на него, сзади ее поддерживают, она кладет одну ногу в машину, потом другую, мы легонько ее подталкиваем ниже поясницы, эжы оказывается в машине, затем медленно поворачивается и осторожно садится на сиденье, где аккурат за поясницей умещается загодя приготовленная пухлая коричневая подушка, поддерживающая спину.
Эжы, не переставая, говорила всю дорогу. Все думы и страхи, обуревающие ее и мучившие это время, выливались сейчас. Как дед все ухмылялся, когда она собиралась, и говорил, что старики на диктанты не ходят, и своим появлением она только всех насмешит. Как она предложила живущей рядом подруге, бабуле такого же почтенного возраста, как она, вместе поучаствовать, но та наотрез отказалась. Рассказывая, эжы все приговаривала, как же она будет писать, если прошло столько лет со дня окончания школы, но ей еще удавалось изредка посмеиваться. Я только вела машину и могла лишь поддакивать ей в ответ, поскольку волновалась, мы слегка опаздывали.
Резко и неприятно задребезжал громкий звонок. Эжыка подняла телефон: «Да, мы едем уже, вот администрацию проезжаем, скоро будем». Оказалось, это мама, она нас ждала в школе. Когда мы зашли в здание, она радостно всплеснула руками и сообщила, что ждут только нас. Уроки шли в одну смену с утра, поэтому в послеобеденное время в школе никого не было, кроме участников диктанта. Мама помогла эжы снять пуховик, я тоже разделась и унесла нашу одежду в соседний кабинет.
Мама взяла эжы под руку и повела ее. Худенькая фигурка эжы, медленно идущая по огромному пустынному коридору, казалась моим глазам такой беззащитной и хрупкой, ноги едва слышно шаркали по полу, и я почувствовала большую гордость за нее, что она проявила силу духа и все же решилась. И это все было очень удивительно, особенно учитывая тот факт, что эжы была старейшей участницей мероприятия.
Писатели со своих неприступных стен гордо смотрели сверху вниз на медленно входящую в кабинет троицу и удивленно замерли под густым шквалом аплодисментов. Изменилась атмосфера за короткое мгновение. Густые завесы ожидания и монотонные беседы в один миг сменились радостью, взрывом чувств, удивлением, восторженными улыбками, вызванными приходом эжы. Это доброе радостное приветствие, такое теплое и искреннее, когда люди, не сговариваясь, единодушно проявили такое дружелюбие, явилось проявлением уважения к пожилому человеку с большим духом, который смог победить себя и перебороть свои страхи ради воссоединения с мечтой.
Наше пришествие было услышано школой и во второй раз, когда эжы, которую пригласили за самую первую парту возле кафедры, присев, сказала, что стул для нее слишком низкий. Все подскочили с мест и началась суматоха, где каждый старался помочь: предлагали то один стул, то другой, передвигая с места каждый стул, полы стонали и скрежетали на всю школу, пока одна очень расторопная девушка не крикнула, что нашла высокий стул со спинкой и на поднятых руках передала его нам. Рядом с эжы за одной партой с ней устроилась и я, поскольку все участники сидели по двое. Несколько раз мне пришлось сбегать в другой кабинет: за забытой ручкой, очками эжы, а потом в конце понадобилось ее пальто, которое я аккуратно сложила на стул, чтобы ей удобнее сиделось.
Эжы предстояла не просто какая-нибудь встреча родни или выступление приезжих артистов, а серьезное вдумчивое испытание, ради которого надо призвать все внимание и избавиться от полудремы, отрешиться от душевной сумятицы и отключить внутренние страхи, сопровождавшие весь день, забыть на один час всю свою большую жизнь. Помолиться богам и просить вернуться, пробудить, воскресить ту 14-летнюю школьницу Хандажаб, сорвиголову, умную шалунью с острым пронзительным взглядом, которая так искренне любила жизнь, в каникулы с ребятами добиравшаяся 60 километров пешком до дома и прыгающая с поезда на ходу. Написать этот диктант и вспомнить ту беспредельную молодость, которая сочилась соками и пестрила лучами, как бы напоминая всему миру, что я, Хандажаб, живу, я есть, я люблю, я была и любила, и я вернулась в мой искристый 1952 год, я вернулась и ощущаю эту молодость и отвагу!
И мы погрузились в волшебный неспешный мир, где журчал родной язык, лился тепло и чисто. Будто затаилось одно большое дыхание, склонившееся над партами, оно выводило гордыми лучезарными строками родные слова, которые мы сейчас почти не понимаем и не говорим. Звучная речь, зачитывающая текст и прерываемая паузами, порой перебивалась чьим-то голосом, который переспрашивал слово, затем снова воцарялась тишина, снова дружное дыхание и шелест листа. Снова громкий голос, который переспросил буква «а» или «о» будет в этом слове. Раздавался другой поспешный голос, который отвечал ему, и снова воцарилась благодарная тишина, только слышно дыхание.
Я нервничала, временами кусала ручку, как вдруг, повернув голову, посмотрела на эжы. Решительно выступающий вперед подбородок и упрямо сжатые губы, слегка нахмуренные брови, прорезавшие лоб две морщины, прямая шея, взгляд из-под очков, смотревший на листок сверху вниз, как бы свысока. Но эжы так смотрит из-за дальнозоркости, из-под ее правой руки на белоснежном листе уверенно появлялись строки. Тишину резко нарушил дребезжащий, волнительный голос, который переспросил слово. Я не сразу поняла, что это была эжы, но именно ее голос посреди остальных, раздававшихся в кабинете, вызвал уважение и глубоко тронул. Для эжы это был не просто диктант: она сейчас жила, и рядом со мной сидела бойкая четырнадцатилетняя девушка по имени Хандажаб. Она вернулась.
Когда все закончилось, и довольные участники, возбужденно обсуждая меж собой итоги, сдавали работы, эжы, придирчиво осматривавшая свой лист, быстро повернулась ко мне и воровато шепнула:
- В слове «буряад» есть «а»  или нет?
- Кажется, есть, я так написала, – я растерянно захлопала глазами, опешив от столь быстрого вживания в роль школьницы.
Эжы вопросительно на меня посмотрела:
- Вот не помню, что там должно быть, но, думаю, ты права, так и напишу.
Вскоре подошли к нам, и мы сдали работы. Весь путь до машины мы с эжы обсуждали диктант, но больше говорила она, причем, с большим возбуждением и азартом. В душе у нее метали бури, которым было тесно. Она вдруг вспомнила и слово «буряад». Я сказала, полностью уверенная, что там есть «а». Эжы торопливо подтвердила, что она тоже так написала. Затем вспомнила одну подсказку от куратора, которую попросил один из участников, что где-то в тексте была прямая речь, обозначенная кавычками, а где-то были две запятые. Я почти не слушала ее, облегченно выдохнувшая, что все позади. Эжы же продолжала возбужденно говорить:
- А может в том предложении? Как думаешь? Может быть, и там. Ох, как же я боялась - таки. А ты в том предложении что написала?
Я поворачивала руль и только бормотала: «Ой, эжыка, уже не помню, что писала». Эжы, сидящая на заднем сиденье, то замолкала на время, вдруг вспоминала, снова говорила, и так мы доехали до дома.
Следующие несколько дней, когда забегала в их домик, эжы обеспокоенно спрашивала, известны ли результаты. И выжидающе смотрела. Я успокаивающе всплескивала рукой: «Не-е, эжы, но скоро будут». И уходила к себе домой несколько встревоженная. А вдруг эжы не проявит свой школьный уровень? Как она к этому отнесется?
Через несколько дней нам сообщили результаты: у всех нас троих баллы были выше 90. Мама спокойно отнеслась к своему результату. Я же, выпучив глаза, просто трясла домочадцев за руки и все орала от неожиданной радости.
Теперь надо было сообщить эжы. Забежав в маленький домик, я выстрелила с порога:
- Выше 90 баллов! Эжы, это пятерка!
В маленьком доме ужинали, сидя за кухонным столом. Широкая улыбка осветила лицо эжы, а хитрый взгляд как бы говорил:
- А что я говорила? Я же сказала, что смогу!
Через несколько дней пришли наши сертификаты, выданные за участие в диктанте. Мы с мамой пошли вручать его эжы. Она долго его разглядывала, добродушно посмеиваясь:
- Вот, в 80 лет я и получила свою первую грамоту.
Я люблю смотреть видеозапись, где дед, сидя за столом, внимательно и с большим нескрываемым интересом изучает почетную грамоту отличника Всебурятского диктанта «Эрдэм», врученную Хандажаб Максаровне Болотовой. Как он хмыкнул, долго вглядываясь в эжы, сидящую напротив, будто увидел ее впервые, и во взгляде его блеснули нотки уважения. И когда мама спросила деда, где можно повесить, он великодушно махнул рукой в направлении зала: «Там!», указав на стену, увешанную его многочисленными грамотами и наградными листами. И под волнительный стук молотка была увековечена на самой почетной стене дома, сверху и донизу усыпанной достижениями деда, гордая ласточка эжы - ее первая грамота, вложенная в аккуратную деревянную рамку, которая уютно примостилась на желтых узорчатых обоях, и по сей день продолжает важно восседать там среди своих более старших соседок.

Т.ЦЫДЕНОВА, 
с.Цаган-Челутай.